Дельфинячья страничка Али

    В детстве у меня была любимая игрушка, с которой я никогда не расставался, - искусно вырезанный из слоновой кости смеющийся дельфиненок.
    Я постоянно носил его с собой, перед сном клал под подушку, поверял ему свои первые детские тайны.
    Видимо, с тех пор у меня сохранилась страсть познать тайну так называемых "интеллектуалов моря". Передо мной со школьной скамьи не стояло проблемы выбора. Я твердо знал, что стану биологом и всю жизнь буду изучать этих удивительных морских животных.
    Трудно сознаться, но была у меня мечта изучить язык дельфинов. Ведь свист дельфинов насчитывает десятки разных типов сигналов. Это и певучие звуки различных интонаций, трехсложное и низкочастотное мычание, семисложные различные визги, трубные звуки. А их удивительная способность не только подражать голосу человека, но и воспроизводить целые фразы и предложения?!
    Уже учась в университете, я узнал, что доказана полная идентичность свистов дельфинов со свистовым языком жителей одной из мексиканских деревушек, расположенной высоко в горах. Более того, сравнительно недавно установлено - дельфины владеют и космическим языком "ленком", существование которого доказал лауреат Нобелевской премии профессор Джон Маркортр.
    Я изучил почти всю научную и специальную литературу, где было хотя бы какое-то упоминание о дельфинах. Прочитал о них множество книг, очерков и: статей, при этом не брезговал художественной литературой и даже фантастикой.
    Но чем больше я узнавал о дельфинах, тем больше возникало различного рода вопросов.
    Почему мозг дельфина по форме, размеру и количеству извилин не только напоминает мозг человека, но и значительно превосходит его по весу?
    Как объяснить явные признаки наличия и кистеперой фаланги, и остатков волосяного покрова, ушных раковин и задних конечностей?
    Чем вызвано постоянное стремление этих необычайно умных и высокоорганизованных животных быть близкими и полезными человеку?
    А сколько человеческих жизней спасли дельфины?..
    Люди за ними охотились, уничтожали сотнями тысяч, проводили бесчисленные опыты, причем многие из них далеко не безболезненные, а они, зная об этом, свидетельством чему является их высокий интеллект, шли на все, на самопожертвование, если хотите, даже на подвиг, лишь бы быть ближе к человеку, стать его постоянным и преданным другом и помощником.
    Ведь прошла не одна сотня лет, прежде чем охота на дельфинов была запрещена и они были занесены в Красную книгу.
    Эти бесконечные "почему" все время тревожили меня, будоражили, не давали покои ни днем, ни ночью.
    В 199... году я был направлен на стажировку к профессору Лейквуду в биологическую морскую лабораторию с огромным океанариумом на острове Сент-Томас, где уже много лет изучали высшую нервную деятельность китообразных, а совсем недавно были созданы искусственные жабры.
    Профессор встретил меня очень приветливо. Несколько часов мы просидели в его огромном кабинете и я, потрясенный его исключительной научной эрудицией, был готов до бесконечности слушать его рассказы о достижениях и успехах лаборатории в изучении жизнедеятельности дельфинов. Оказывается он, как и я, был увлечен идеей изучать язык дельфинов и научиться общаться с ними. Кстати говоря, в своих экспериментах профессор был достаточно близок к успеху.
    Особенно меня заинтересовали сообщения об опытах с обезьянами по вживлению искусственных жабр.
    Лейквуд изобрел портативные, легкоснимающиеся четырехслойные пластинки, с помощью которых кислород подается в кровь. Используя специальное лазерное устройство, почти безболезненно пластинки подключаются непосредственно к аорте, при этом легкие заполняются специальным составом. Созданные таким образом искусственные жабры позволяют опускать обезьян на большую глубину. Один из сотрудников лаборатории в водолазном скафандре опустился с обезьяной по кличке Джифр даже до отметки 296 метров. При этом обезьянка чувствовала себя превосходно и при возвращении на сушу после освобождения от жабр и удаления состава из легких с удовольствием резвилась на лужайке, лакомясь плодами бананов и манго. Правда, ни разу пока не решился профессор провести этот эксперимент на человеке.
    Вечером в уютном холле-гостиной меня представили сотрудникам лаборатории. В основном это были молодые, крепкие, загорелые парни и несколько девушек. Одна из них невольно привлекла мое внимание. Уставившись на утонченные черты ее лица, большие миндалевидные глаза, копну волнистых черных волос, рассыпанных по плечам, на причудливо изогнутые губы, я буквально застыл на месте. Увидев мое невольное оцепенение, девушка, привыкшая к таким восхищенным взглядам, подошла ко мне, подала руку и назвала свое имя:
    "Джильда, - затем, лукаво улыбнувшись, сказала, - Пойдемте, я познакомлю вас со своими друзьями:".
    Взяв меня под руку, подвела к двум бородатым юношам, стоявшим несколько поодаль у полуосвещенного треножника, уставленного экзотическими фруктами и напитками. Мне удалось, наконец, избавиться от смущения и несколько минут спустя, рассказав забавную историю, я даже завоевал их некоторое расположение.
    Рано утром я пошел к профессору и предложил свою кандидатуру на проведение эксперимента с искусственными жабрами уже на человеке. Его ответ несколько разочаровал меня, ибо оказалось, что двое моих вчерашних знакомых, Клаус и Ринальди, уже несколько недель готовились к этому опыту.
    Надо сказать, что потребовалось немало сил и стараний, чтобы убедить Лейквуда предоставить мне право первому из людей погрузиться в глубины океана без кислородной маски или скафандра. Как ни странно, но решающим аргументом для профессора послужил мой рассказ о любимой детской игрушке.
    Операция прошла успешно и уже несколько дней я резвился в океанариуме с молодыми самками-афалинами Сью и Линдой. Необычное ощущение легкости, свободы и совершенно непередаваемая гамма различных чувств теснились в моей груди при погружении в морские глубины. Когда я входил в воду и волны Карибского моря ласково касались тела, мне казалось, что я рожден для водной стихии, и мог часами не вылезать из океанариума, если бы не строгие правила профессора. Лейквуд держал меня под своим неусыпным и строгим контролем. Погружения были строго дозированы и по возвращении меня подвергали самому тщательному медицинскому контролю.
    Место подсоединения жабер заклеивалось особой пленкой; прибором, созданным одним из моих новых друзей Ринальдо, быстро откачивался из легких состав ЛК-1, из ушей вытаскивались водонепроницаемые, но сохраняющие слух мембраны. Что касается глазных линз, то они вынимались мною самостоятельно - легким нажатием на верхнее веко.
    Меня усаживали в кресло, подключали десятки приборов к голове и ко всем частям тела, и около двух часов группа медиков исследовала, записывала, измеряла все параметры и показатели моего стойкого организма, которому эти процедуры уже стали изрядно надоедать.
    Единственно, что могло примирить меня с этим, казавшимся бесконечным сидением в кресле, присутствие Джильды, которая недавно окончила медицинский колледж и была специалистом по кардиографии.
    "Милая Джильда, расшифровывая кардиограммы, умело ориентируясь в этих трапециевидных синусоидах и выступах, тебе не мешало бы заодно выяснить, почему мое дыхание и пульс невольно учащались, когда ты нежным прикосновением своих тоненьких пальчиков поправляла датчики, гирляндой обвивавшие мою грудь, - молча разговаривал я с ней. - Но ты, гордая и неприступная, сосредоточенно морща лоб, разглядывала бесконечные змеевидные ленты, к моему сожалению, не могла обнаружить, что пациент испытывает к тебе далеко не дружеские чувства". Дело в том, что я в нее влюбился еще с первой встречи и, хотя, по моему мнению, довольно умело скрывал свои чувства, многие многозначительно поглядывали на нас.
    Что касается Джильды, то она, видимо, слишком занятая наукой, для взаимности еще не созрела. Кстати говоря, профессор держал у себя в штате только увлеченных людей, что, вероятно, и позволило его лаборатории так далеко зайти в своих исследованиях, значительно опередив многие другие лаборатории мира, занимавшиеся той же проблемой.
    Спустя три месяца, Лейквуд разрешил мне заплывать за пределы океанариума, а последняя глубина, на которую мне удалось опуститься, находилась на отметке 308 метров. Таким образом, рекорд глубины погружения, установленный павианом Джифром, был превзойден. Умелыми руками Клауса обыкновенный свисток для подманивания водоплавающей птицы превратился в орган моего постоянного общения с моими любимцами Сью и Линдой.
    Было уже изучено 23 звуковых сигнала, обозначавших различные фразы и даже целые предложения. По ходу опытов мы синтезировали эти свисты с человеческой речью. В нашем лексиконе были зафиксированы такие свисты, как "Внимание, опасность", "Рядом рыба", "Подплыви ближе", "Следуй за мной" и другие.
    Чувствуя себя в океанариуме в полной безопасности и вырвавшись за его пределы, я однажды так увлекся, что заплыл за зону, разрешенную профессором. Занятый разглядыванием фантастически изогнутой раковины, лежавшей на дне рядом с коралловым образованием, я заметил над собой мелькнувшую тень. Взглянув вверх, обомлел от ужаса. Буквально в 8-10 метрах надо мной кружила гигантская акула. Первым, почти безсознательным желанием было рвануться в сторону, но я тут же сообразил, что значительно уступаю в скорости этой хищнице, несмотря на наличие "рейбойсов", так мы назвали прикрепленные к голеням ног устройства, действующие по реактивному методу и позволяющие развивать под водой скорость до 20 километров в час. Не успею я и глазом моргнуть, как эта тварь слопает меня вместе с искусственными жабрами.
    Пожалуй, профессор не учел, что в океанах и морях кроме дельфинов водятся и различные хищники вроде акул, и не мешало бы позаботиться о безопасности людей, которые в дальнейшем будут пользоваться его изобретением.
    Я припал ко дну и засвистел на все лады, за несколько секунд выложив весь свой словарный запас свистков в надежде, что акулы все-таки побаиваются дельфинов и, возможно, мои рулады могут отпугнуть ее. Как бы не так! Акула, правда, несколько замедлила свои кругообразные движения, но уплывать от своей будущей жертвы, по-видимому, не собиралась.
    Ситуация становилась, пожалуй, более чем трагической. Выхватив из прикрепленных к поясу синтетических ножен небольшой кинжал, я приготовился было дорого продать свою жизнь, но заметил в нескольких метрах поодаль небольшую расщелину, метнулся туда и плотно заполнил своим телом небольшое углубление в скале, выставив вперед не помещавшуюся туда руку с ножом, моля про себя всевышнего, чтобы эта чертова рыбина проскочила мимо.
    Однако, широко разинув утыканную частоколом огромных зубов пасть, акула ринулась на меня и, действительно проскочив мимо, немедленно приготовилась к новой атаке. На сей раз хищница пристроилась с левой стороны и повторила свой маневр, правда, менее удачно, так как острый конец моего кинжала слегка оцарапал ее плавник. Видимо, почувствовав боль, она буквально озверела и бросилась с новой силой, бешенно замолотив хвостом по сторонам, взбаламучивая воду и круша коралловые наросты.
    Подумав, что так прекрасно начатый эксперимент скорее всего близок к завершению, я внезапно увидел, как от резкого толчка акула буквально отлетела в сторону.
    Это необычайно крупный самец афалина с размаху ударил ее тупым носом в середину туловища. Акула изогнулась от удара, перевернулась на бок, но в этот момент дельфин ударил ее еще один раз... затем еще, и через несколько секунд она удалилась в сторону, видимо, посчитав, что теперь моя персона уже не заслуживает дальнейшего внимания. Облегченно вздохнув, я выбрался из своего укрытия и, подплыв к своему избавителю, погладил его туловище. Он будто ждал этой ласки, прижался к моему телу и издал несколько свистов, означавших: "Кто ты, откуда?" - и несколько других, мне пока непонятных.
    Более внимательно оглядев своего спасителя, я был крайне поражен его удивительным сходством с моей детской игрушкой, изображавшей дельфина. Те же пропорции тела, та же забавная улыбка и внимательный, все понимающий взгляд. В свою очередь, дельфин не менее тщательно оглядел мою, еще не пришедшую в себя от страха, перекошенную физиономию, но, очевидно, остался доволен, так как несколько раз коснулся плавником моего плеча, что означало дружелюбие. Затем, сделав несколько кругов, он издал свист, означающий: "Следуй за мной!".
    Около сорока минут мы плыли в северо-западном направлении, так показывала стрелка комбинированных часов-компаса. А когда я уже начал сомневаться, хватит ли питания в моих "рейбойсах", Керью, таким именем я его назвал про себя, резко свернул на юг. Проплыв еще несколько сот метров, мы оказались вблизи большой подводной скалы у входа в грот. Повторно издав свист: "Следуй за мной!", - он заплыл внутрь; не колеблясь, я последовал за ним.
    Еще минут десять мы плыли в причудливых изгибах подводных тоннелей. Вдруг Керью издал несколько радостных свистов, рванулся вверх и выпрыгнул из воды. Вынырнув за ним на поверхность, я увидел, что нахожусь в необычайно огромной подводной пещере, свод которой освещался искусственным источником света, так как до поверхности, судя по показаниям моего глубиномера, было 352 метра.
    В центре пещеры я увидел выступавшую над поверхностью воды трехметровую пирамиду, сделанную из тусклого бледно-лилового металла.
    Невероятно возбужденный, дельфин выпрыгивал из воды, свистел, хрипел, мычал и издавал самые неподражаемые звуки, при этом постоянно кружа вокруг пирамиды Подплыв к ней поближе и не разглядев ничего примечательного, я начал особенно тщательно ощупывать ее поверхность. Когда я добрался до одного из ребер, моя левая рука неожиданно попала в отверстие и уперлась в рычаг.
    Керью в этот момент буквально обезумел от радости. Невероятно высоко выпрыгнув из воды, он шлепнулся плашмя и, обдав меня каскадом брызг, восторженно засвистел. Добравшись до рычага, я попытался открыть его, однако, сделать это удалось далеко не сразу. Лишь когда я, упершись обеими ногами в край ребра, потянул рычаг на себя, он неожиданно легко открылся и в образовавшемся прямоугольном углублении перед моим взглядом предстал покоящийся на упругой прокладке серебристо-белый пенал длинной 35-40 и диаметром не более 10-12 сантиметров. Положив его в сетку на груди, куда обычно складывались дары моря, еще раз оглядев пирамиду и не обнаружив больше ничего примечательного, я решил двинуться в обратный путь.
    Я отсутствовал уже около четырех часов и можно было представить, какое бурное объяснение ожидало меня при встрече с профессором Лейквудом. Керью, как-будто прочитав мои мысли, подплыл под меня. Я очутился верхом на его широкой спине, прижавшись всем телом к гладкой коже и охватив ногами его упругие бока. Мы поплыли к выходу из пещеры.
    К моему удивлению дельфин держал курс строго в направлении океанариума. Создавалось впечатление, что он знал, чем мы там занимались, весьма вероятно, что и бывал в непосредственной близости от него. В пользу последнего предложения свидетельствовал и тот факт, что мне неоднократно во время опытов приходилось видеть стайки любопытных дельфинов, правда, издалека. Не исключено, что одним из них был и мой загадочный спаситель.
    Без особых приключений, примерно через час, мы были на месте. Керью подплыл прямо к входу решетчатой изгороди, опоясывавшей океанариум огромным полукругом. Я открыл задвижку, и мы оказались дома. Оставив Керью на попечении Сью и Линды, которые немедленно принялись его обхаживать, я сбросил ласты и прошел в лабораторию. Меня освободили от моих доспехов, несмотря на протестующие возгласы медиков, которые собирались сегодня выполнить свои обязанности особенно тщательно. Наверняка они пережили немало неприятных минут в ожидании и скорее всего договорились отыграться, затянув обследование возможно дольше. Но я отмахнулся от них и, держа в вытянутых руках драгоценный пенал, ворвался в профессорский кабинет, успев по дороге узнать от хорошенькой секретарши Роззи, что Шеф в ожидании прошагал по своему кабинету много миль.
    Разгневанный профессор, видимо, хотел сказать, что он думает о моем поведении, но в этот момент его глаза уставились на пенал, который я с торжественным видом протягивал на вытянутых руках, опустившись на одно колено. Подскочив ко мне, он жадно выхватил его и стал внимательно разглядывать, отложив положенную мне "взбучку" до следующего раза.
    Пока я подробно рассказывал о своих приключениях, не без юмора описывая подробности встречи с акулой, профессор осторожными движениями пальцев исследовал поверхность пенала, продолжая внимательно слушать. Когда я окончил рассказ, Лейквуд долго молчал, уставившись в одну точку, затем, не выпуская пенала из рук, произнес: "По-видимому, это тот самый невероятный шанс, который может выпасть человечеству раз в несколько тысяч лет. Пожалуй, штуковина тем или иным образом связана с инопланетянами..." Немного помедлив, добавил: "Но причем здесь дельфин, кстати, как вы его назвали:., да... кажется, Керью". Затем, решительно направившись к выходу, сказал: "Это слишком серьезно, необходимо о вашей находке сообщить правительству. А исследования и детальное изучение пенала целесообразнее осуществлять под эгидой ООН, собрав ученых различных специальностей в одном Центре".
    Несколько дней спустя после триумфального выступления по телевидению, которое транслировалось практически во все страны мира, Лейквуд получил предложение возглавить создаваемый при ЮНЕСКО Центр исследования найденного мной предмета. К такой работе в Центре были привлечены самые выдающиеся ученые со всех континентов.
    На место находки было направлено несколько экспедиций на специально оборудованных морских судах.
    Я же на некоторое время стал сенсацией номер один, мое имя не сходило со страниц газет и журналов. На наш небольшой остров хлынула толпа вездесущих репортеров и закидала меня многочисленными вопросами и интервью. Я даже не успевал перекинуться словом со своей Джильдой.
    Она уже откровенно проявляла недовольство моей вечной занятостью, тем более, что между делом, нам, наконец, удалось объясниться и мы строили грандиозные планы о свадебном морским путешествии. Следует сказать, что Джильде безумно хотелось как можно скорее обзавестись искусственными жабрами и стать первой "подводной леди".
    Тем временем исследования в Центре шли полным ходом, но, к сожалению, были еще достаточно далеки от завершения. Из передаваемых по радио и телевидению сообщений, которыми начинались и заканчивались все ежедневные передачи, было известно, что найденный мною пенал представлял собой зашифрованный звуковидеоролик.
    Уже более четырех месяцев сотни ученых разных национальностей неустанно бились над разгадкой "Тайны дельфина Керью", как образно окрестил проблему один из американских журналистов.
    Разгадка пришла неожиданно, когда ассистент профессора Маркортра предложил синограмму космического языка "ленком" наложить на затейливо мелькавшие на экранах многочисленные зигзаги и иероглифы, считываемые с пенала. После расшифровки части звуковых сигналов ежедневные передачи из Центра были прерваны. Последнее сообщение гласило, что получена информация чрезвычайной важности, которую необходимо обязательно совместить с видеосигналами. Это оказалось наиболее сложным, так как не было известно, какими способами и методами пользовались для видеосигналов, ни частота, ни длина волн. Как осуществить преобразования, чтобы человеческий глаз мог их различать?
    27 июля 199... года я получил приглашение через два дня прибыть в Центр. При моем появлении в большом зале с голографическим экраном во всю стену присутствующие встали и дружно зааплодировали, так как динамики голосом профессора Лейквуда сообщили мое имя. Когда я сел на предложенное мне место, в зале немедленно погас свет, а синтезатор речи металлическим голосом произнес: "Люди будущего, слушайте и смотрите... Слушайте и запоминайте..." В это время на экране появилось изображение Солнечной Системы, но между Землей и Марсом была еще какая-то планета. Затем изображение этой планеты приблизилось, и мы увидели два огромных континента, расположенных у полюсов и разделенных сравнительно небольшим водным пространством. Голос продолжал: "Вы видите нашу и вашу Родину, планету Эриэллу", - а на экране замелькали изумительной красоты пейзажи, строения, напоминающие пагоды, многоступенчатые причудливо изрезанные пирамиды, черные лица каких-то гуманоидов, внешне напоминающих людей, но с огромными, в половину лица, глазами, без ушей и с тремя дырочками вместо носа.
    А голос, не останавливаясь, продолжал: "На этих двух континентах одновременно развивались две высокоорганизованные технократические цивилизации, которые на протяжении столетий постоянно соперничали и воевали друг с другом. Одна раса противостояла другой, ни в чем не уступая. С каждой войной соперники изобретали все более изощренные виды оружия.
    Гонка вооружений длилась без конца. Как только новый вид оружия появлялся на одном континенте, на другом создавалось антиоружие и одновременно придумывалось более грозное и мощное. Когда начались полеты в космос, то начались попытки заселения планет, находящихся по соседству.
    Наиболее подходящей по всем условиям оказалась Глея. Особенно важным обстоятельством являлось то, что вода там занимала большую часть планеты, в то время как на Эриелле всегда ощущался недостаток влаги. Часть переселенцев с Южного континента освоила территорию Глеи, находящуюся у экватора. Переселенцам с Северного континента пришлась по вкусу территория, расположенная к юго-западу. К сожалению, вражда между расами была перенесена и на Глею, хотя колонии развивались автономно и не пытались особенно общаться друг с другом.
    В это время на обоих континентах Эриеллы было почти одновременно изобретено оружие огромной разрушительной силы. На удары, нанесенные одной стороной, последовали ответные. Сила и частота взрывов, сотрясавших планету, постепенно увеличивалась, так как никто не собирался оставаться побежденным, и через несколько периодов с начала Последней войны Эрнелла оказалась разорванной на части и прекратила свое существование.
    Последствия гибели родной планеты не замедлили сказаться и на отношениях между переселенцами. Ненависть и вражда вспыхнули с новой силой. С детства каждому ребенку внушали ужас и отвращение к соседям.
    С ростом численности населения границы колоний раздвигались и постепенно приблизились друг к другу... История погибшей прародины стала повторяться и на Глее. Мелкие стычки на границах участились и перешли в затянувшуюся войну, длившуюся около 260 лет.
    В это время, вследствие взрыва Эриеллы, силы тяготения несколько изменили орбиту Глеи и на планете началось резкое похолодание. Ученые обеих колоний предупредили свои правительства, что так как Глея, по сравнению с Эриеллой, имеет значительно большую водную поверхность, то использование оружия даже меньшей разрушительной силы, которое оказалось роковым для их родины, повлечет за собой катастрофическое наводнение, которое сможет затопить практически всю сушу.
    Однако предостережения ученых оказались тщетными. Вспыхнувшую с новой силой вражду уже ничто не могло остановить. Снова изобретались, один изощреннее другого, способы убийства, снова начали раздаваться взрывы один мощнее другого.
    Тогда группа ученых, чтобы спасти от надвигающейся катастрофы хотя бы часть населения, на одном из островов, находящемся в достаточном удалении от континентов, попыталась трансплантировать людям органы дыхания рыбоводных ящеров, в неисчислимых количествах обитавших в прибрежных водах. Уже первые опыты с добровольцами дали весьма интересные результаты, а пересадка жабер появившимся на свет младенцам позволила жить им и на суше, и в воде.
    Детям с рождения прививали любовь, братскую дружбу и милосердие.
    Шли годы, поколение сменяло поколение. Новая разновидность людей уже рождалась с жабрами и большую часть времени они проводили в водной стихии. В то же время плоды воспитания сказались на последующих поколениях, которые отличали необычайное дружелюбие и неизменная любовь к людям, оставшимся на суше и не подвергшимся трансплантации, желание придти им на помощь.
    Плавающие люди, их называли "ихлами", по существу, кормили все население острова, подгоняли косяками рыбу, доставали со дна съедобные ракушки и водоросли, охраняли от нападения водных хищников во время купания.
    Несмотря на относительную удаленность острова, все средства информации работали нормально, тем более, что ученые, жившие там, вовсе не собирались полностью самоизолироваться от удобств цивилизация.
    Народы обеих колоний никак не могли внять голосу разума. Война между ними практически не прекращалась. Каждое правительство стремилось первым применить оружие и уничтожить противника.
    Глубоко понимая ситуацию, сложившуюся на Глее после многократных попыток остановить кровопролитие, ученые острова решили оставить будущим потомкам в качестве памяти-назидания историю народов Эриеллы и Глеи.
    Они подобрали на одном из близлежащих островов подводную пещеру, установили прибор с постоянным, по существу, вечным источником освещения, питающимся энергией от разложения воды.
    Закодировали и записали все необходимые сведения на специальном устройстве, заложили в пирамиду, закрепив ее на дне таким образом, чтобы часть ее выступала над поверхностью. Информация об этом была заложена в мозг нескольких "ихлов".
    Становилось очевидным, что рано или поздно колонии уничтожат друг друга но, наиболее вероятно, что оба народа Глеи при всей своей ненависти постараются все-таки не допустить полного разрушения планеты, как это произошло с Эриеллой. Таким образом, оставшимся после войны в живых людям, а возможно, и мутантам необходимо было не только знать свою историю, но и предупредить их об опасности войн. Тем более, что угроза гибели человечества приближалась с каждом часом".
    А голос из динамика гремел: "Потомки... Помните прошлое... Берегите свою Родную планету... Берегите жизнь..." Кадры на экране сменялись с калейдоскопической быстротой, последнее, что мы увидели на экране, была фигура плывущего "ихла", несущего на своей спине темнокудрую девочку с огромными, в пол-лица, глазами.
    Экран погас.
    Несколько минут все сидели в напряженной тишине. Вдруг экран засветился снова и на нем появилось яркое изображение дельфина Керью, который умным взглядом, казалось, проникал в души сидящих в зале людей, задавая вопрос:
    "КТО... МЫ?"